Когда Миша проходил через комнату мосье Капе, то его внимание привлекла скрипка гувернера. Он попросил показать, как надо с ней обращаться. С первого же урока Капе был удивлен понятливостью Миши и его музыкальностью, но сказал, что учить его без детской скрипки не может. Тотчас же была выписана детская скрипка из Москвы, и Миша охотно в свободное время учился этому искусству. Все удивлялись, как он преуспевал: смычок его извлекал из инструмента звуки чистые и глубокие, и вскоре скрипка стала петь в его руках. Видя, что учение пошло на лад, Капе просил выписать ноты, что опять-таки было исполнено, и учитель с учеником стали играть дуэты, причем вскоре голос первой скрипки перешел к ученику, а учитель добросовестно ему вторил.

Из Москвы привезли вместе с нотами закупленные там книги — альманах, учебники по литературе и по математике, а также псалтырь. Арсеньева была рада иметь псалтырь, переведенный на русский язык. Она надеялась, что благодаря этому переводу она поймет те места, которые ей не удавалось точно перевести с церковнославянского. Куплено было два экземпляра: один для нее, другой для Миши.

Вечером, перед сном, она торжественно вручила эту книгу внуку, наказывая читать ее, читать и читать. Он поблагодарил бабушку и прочел заголовок: «Книга хвалений, или Псалтырь на российском языке. Иждивением Российского библейского общества Московского отделения. Первое издание. Москва. В синодальной типографии. 1822 г.» Он раскрыл книгу и прочитал несколько страниц, а бабушка сидела на диване, рассматривая свои покупки. Миша стал пробовать на книге перо, сделал несколько рисунков и расписался по-французски: «M. Lermantoff», потом по-русски: «М. Лермантов», затем по-немецки. Подписал год: «1824 г.» Писать больше было нечего, он накрутил замысловатый росчерк и расписался еще раз, потом стал рисовать. Бабушка потребовала книгу — посмотреть, как он расписался, но, увидев рисунки, рассердилась:

— На священной книге ты рисуешь не разбери что! Не то куль с мукой, не то кота бесхвостого… А это что? Птица, что ли? Шалости везде, шалости! Расписался хорошо, а тут, прости господи, не то баран, не то курица… Ступай-ка спать!

По утрам усердно занимались науками. С мосье Капе учились по учебнику: «Lecons de litterature et de morale par Noel et Chapsal». [25] Учебник был сухой и скучный — сборник высоконравственных отрывков творений разных авторов, — он утомлял своей высокопарностью.

Миша просил читать ему французские романы, но доктор Ансельм считал, что надо сначала изучать классиков. Пригласили доктора Ансельма заниматься с учениками французской литературой.

Доктор Ансельм декламировал вслух трагедии выдающихся французских драматургов Корнеля и Расина, написанные торжественными, тяжеловесными стихами, где герои олицетворяли добро и зло, и злодеи, давая волю своим страстям, доходили до неистовства, до убийства невинных. Миша спрашивал, почему и во французской литературе не меньше ужасов, чем в немецкой. Однако трагедии, написанные стихами, ему нравились ритмической своей напевностью; он внимательно прислушивался к рифмам и звукам, чуждым русскому языку, к произносимым в нос «en», «an», «on», картавому «r» и с придыханием произносимому «h». Слушая стихи трагедий, он больше упивался гармонией стихов, нежели содержанием, и то вспоминал убаюкивающую езду в санях по гладкой дороге под ритмичный стук копыт, то монотонное, равномерное шуршание дождя в осенний вечер.

Миша интересовался стихами, и доктор Ансельм принес томик стихотворений поэта Ламартина. Мишель быстро запомнил многие стихи и декламировал их. Мосье Капе удивлялся, что ученик внимательно слушает часами и не оставляет, не дослушав до конца, отрывок или книгу.

Миша научился бегло читать по-французски. Он запоем читал творения Мольера, создателя французского национального комедийного театра. Его очаровали пьесы «Тартюф», «Дон-Жуан», «Мизантроп». Он их перечитывал так часто, что многие отрывки знал наизусть.

Еще занимательней было читать комедии Бомарше «Севильский цирюльник» и «Женитьба Фигаро». Учителя наслаждались разбором этих произведений, и Миша вместе с ними. Мосье Капе хвалил ученика и выписал ему «Робинзона», а доктор Ансельм достал у кого-то из соседей книгу популярного французского писателя Бернардена де Сен-Пьера «Поль и Виргиния» и несколько романов французского романтика Шатобриана. Словом, Миша прекрасно знал французскую литературу и сердился, что учителя больше ничего нового ему предложить не могут, ведь ему хотелось знать и немецкую литературу и английскую.

Теперь, когда Миша научился свободно читать по-французски, он углубился в чтение альбома своей матери. Ведь многие стихи были на французском языке, и Миша знал их только в переводе. Стихи нравились. Мальчик стал разбираться, кто и кому их посвящал. Над этим можно было задуматься, потому что многие стихи были без подписи и посвящения. Миша расспрашивал бабушку, но не на все вопросы Мишеньки она могла ответить, потому что, хотя жизнь дочери протекала на ее глазах, Арсеньева заботилась главным образом о внешних событиях в ее жизни, а духовный мир Марии Михайловны был от нее далек.

Потом мальчик принялся читать дневник своей матери; многие страницы дневника были написаны по-французски. Это чтение ошеломило его. С кем же поделиться впечатлением? Кого расспросить?

Миша все-таки задал несколько вопросов бабушке, но она, подивившись тому, чем заняты его мысли, не сумела ему ответить. Выяснилось, что дневника дочери она не читала — или некогда ей было, или тяжело было раскрывать его… Сказать ей! Но если она узнает, какие душевные муки там описываются, то отберет дневник и бросит его в камин или начнет новую распрю с Юрием Петровичем. Поговорить с отцом? Но на некоторых страницах Мария Михайловна ясно адресовала упреки, которые задели бы его за живое; Юрий Петрович мог отобрать у сына заветную тетрадь, чтобы навсегда похоронить семейные тайны.

Поэтому мальчик читал дневник в одиночестве, с болью вникая в смысл фраз. Иногда, разбирая сложное выражение, он думал: «Может быть, я не так понял?»

Он обращался к мосье Капе с просьбой перевести точно ту или иную запись. Капе, с удивлением вслушиваясь в недетские слова и выражения, спрашивал, откуда он это взял. Мальчик говорил, что это страница из французского романа, и доверчивый Капе верил своему воспитаннику. Он даже не придавал особого значения расспросам.

На уроках французского языка, когда читали «Хрестоматию», Миша мог уже говорить о содержании прочитанных произведений, тогда как братья Пожогины читали по складам.

Капе ставил Мишеля в пример, говорил, что надо у него учиться умению сосредоточиться — это основное для того, чтобы овладеть предметом.

Пока мосье Капе или доктор Ансельм давали разъяснения, другие ученики слушали не всегда внимательно. Максутовы же, особенно по субботам, вертелись и прислушивались, не звенят ли колокольчики на дороге, не прислали ли за ними экипаж.